Разработка мероприятия по литературе - "Строка, оборванная пулей…"

Муниципальное общеобразовательное учреждение "Средняя общеобразовательная школа №11» Разработка мероприятия “Строка, оборванная пулей…” 8 класс Выполнила: учитель русского языка и литературы Маломанова Любовь Анатольевна Г. Кизел, Пермская область Оформление  Тема мероприятия: (литературный монтаж “Строка, оборванная пулей…”)  Годы жизни и портреты поэтов: Николай Отрада (1918-1940) Всеволод Багрицкий (1922-1942) Николай Майоров (1919-1942) Павел Коган (1918-1942) Владислав Занадворов (1914-1942)  Эпиграф: Вы память святую о них сохраните, Запомните их имена. И в песне погибших борцов вспомяните, Когда запоет вся страна. 1. Звучит песня в грамзаписи “День Победы”. 2. Очерк А. Маркушин “Гордость земли”. Скорбь священна. А. Франс. Была ранняя весна, и большой старинный город Львов медленно просыпался. Город – это, конечно, улицы, и непременно памятники, и почти всегда легенды. Львов не составляет исключения. И тем не менее я хочу рассказать о другом. Впрочем “хочу” – неподходящее слово. Я должен, я обязан рассказать о другом. Об одной случайной встрече будет мой рассказ. О холме славы. О могильном камне. И о девушке, склонившейся над солдатской могилой. О скорби, которая священна. И о слове РОДИНА, что пишется иногда с большой, а иногда с маленькой буквы, смотря по смыслу… утро едва раскрыло глаза, когда я вышел на улицу. Я шёл мимо ратуши, мимо вытягивающихся в высоту домов, накрытых острыми черепичными крышами, мимо каменных складов, смены которых не могла одолеть гитлеровская архитектура. Город входил в новый день, как океанский лайнер в порт не спеша, основательно, прочно. Я шёл на холм Славы. Есть над Львовом такая возвышенность, где город похоронил своих героев – защитников и освободителей, погибших в последней войне. Тёсанные каменные плиты, скорбные названия войнов, рыжее пламя Вечного огня, самые первые, еще очень робкие цветы могучие деревья увидел я на братском кладбище. И конечно, надгробия, строгие, одинаковые, скромные. Первая могила в первом ряду. Прочёл: “Мухонов Е.И. 1925-1944 г.г”. Подумал: 19 лет… Вторая могила в первом ряду. Прочёл: “Жбания Д.Б. 1923-1944 г.г”. Подумал: 21 год… Под тяжёлыми надгробиями лежат мои сверстники. Их похоронили юными. Что они успели узнать в жизни, увидеть, почувствовать? В аккуратном солдатском равнении вытянулись могилы, строение, одинаковые, скромные. Я прочёл: “Дудников И.П. 1925-1944 г.г”. Подумал: 19 лет… И снова прочел: “Огородников Н.К. 1927-1945 г.г”. И снова подумал: 18 лет… Вот так и шёл от могилы к могиле, и чей-то чужой, внезапно охрипший голос повторял мне: 18, 20, 23… Да, конечно, войны без жертв не бывает. И никакие победы никогда не проходят легко. Они погибли, что бы жили мы. Они! Но ведь они – это не могильные камни. Они были синеглазыми, озорными, они умели улыбаться и спорить до хрипоты, они хотели любить, они учили стихи, они шли и надеялись дойти до Берлина… Не дошли… город воздвиг над их могилами полированные надгробия, зажёг Вечный огонь, посадил скромные деревья. Но этого мало. Им нужна. Им очень нужна живая память живых сердец! Я свернул к центральному кругу. Здесь в 26-ти могилах погребены 26 Героев Советского Союза. 27-й герой – Николай Иванович Кузнецов, гениальный разведчик покоится в стороне, отдельно. Издалека увидел я одинокую женскую фигуру. Подошёл поближе. Девушка в черном стояла перед могилой гвардии майора Абдуля Тайфука. Прочёл: “1915-1945 г.г”. Подумал: 30 лет… Девушка была очень молоденькой и очень красивой. Чуть скуластое лицо, чуть скошенный разрез черных пречёрных глаз. Я не заметил слёз на ее ресницах, не уловил жалости в ее угольно – глубоких, блестящих глазах. Только скорбь, бесконечная, не проходящая с годами, вечная скорбь. Девушка не заметила меня. Думаю, что она не видела и неба, и деревьев, и птиц. О чём думала девушка, мне не известно и никогда не станет известно. Помню, как неожиданно взмахнула рукой над могилой, и я даже не сразу понял, что она делает. Девушка рассыпала пакетик земли по мраморной плите. Светло – серый крымский мергель запорошил холодный камень. Незнакомка принесла Абдулю Тайфуку землю его родного края. Нет, я бесконечно далек от всякого суеверного вздора. Но я знаю, знаю совершенно точно: щепотка родной земли может сделать мрамор теплее и легче. А если земля эта рассыпана молодой рукой, принесла по велению чистого сердца, тогда совсем хорошо. Вот и все, что я хотел рассказать тем, кто родился после войны, тем, кто станет ровесниками павших героев. Теплый легкий ветер приносит запахи поля и леса. Он зовет вас в далекие походы… Может быть, на вашем пути – в городе, в селе, у дороги, в лесу – встретится небольшой холмик, на котором установлен обелиск, с красной звездой. Остановитесь и положите к его подножью цветы. Не забывайте о них, кто отдал свои жизни за нашу Родину, за наше счастье! 3. Ел. Ширман. Жить! (из поэмы “Невозможное”). Разве можно, взъерошенной, мне истлеть, Неуёмное тело бревном уложить? Если все мой двадцать корявых лет, Как густые деревья, гудят – жить! Если каждая прядь на моей башке К солнцу по-своему тянется, Если каждая жилка бежит по руке Неповторимым танцем! Жить! Изорваться ветрами в клочки, Жаркими листьями наземь сыпаться, Только бы чуять артерии точки, Гнуться от боли, от ярости дыбиться. 1930 г. 4. Сегодняшнее наше мероприятие мы посвящаем поэтам, которые в годы войны были старше вас, ребята, всего на несколько лет. Их стихи – это стихи юношей 41-го года, двадцатилетних В.О.В. Война для этого поколения была самым трудным испытанием, которое юноши 41-го года с честью выдержали. В.О.В. опровергала пословицу, утверждавшую: когда говорят пушки, молчат музы. В военное время поэзия расцвела, стала голосом народа, поднявшегося на священный бой. Павел Коган, Николай Майоров, Николай Отрада, Елена Ширман, Мкса Джалиль, Георгий Суворов и многие – многие другие, чьё творчество мы ценим и не в праве забыть. 5. Николай Картович Турочкин (Николай Отрада) родился в 1918 г. В деревне Николаевка Воронежской области Среднюю школу – девяти летку окончил в 1934 г. В Сталинграде. Михаил Луконин, друживший с Отрадой со школьных лет, вспоминает: “К первому уроку мы приносили каждый по новому стихотворение, обменялись и читали. Сблизило еще и то, что в его семье работал один отец, а их было пятеро, а у нас, четверых, работала одна мать. Завод, Волга, школа – вот наш мир. Мы часто уходили за бугор реки Мухорки, читали Багрицкого, Сельвинского…”. Первые стихи Отрады были напечатаны в заводской многотиражке. Окончив школу, Отрада поступил в Сталинградский педагогический институт на литературный факультет. В декабре с товарищами по институту ушёл добровольцем на финский фронт. Николай Отрада погиб 4 марта 1940 года. К врагам своей Родины доброволец лыжного батальона Николай Отрада был беспощаден. Окружив его, разъяренные белофинны кричали: “Москва, сдаваться!..” И тут же последовал далеко и громко эхом раскатывается единственно возможный ответ:  Москва не сдаётся!.. 6. Николай Отрада. Зеленоватые зоркие глаза. Продолговатое лицо, крепкая шея, крупные руки – все в веснушках. И светло – рыжий чуб над высоким лбом. Прямые широкие плечи этого высокого юноши внушали доверие, обнадёживали товарищей. Добрый, сильный, влюблённый в людей и птиц, в жизнь, в поэзию и природу, Николай Отрада писал с нежностью в стих. “Осень”: Сентябрьский ветер стучит в окно, Прозябшие сосны бросает в дрожь. Закат над полем погас давно. И вот наступает седая ночь. И я недавно свой жёлтый плащ, центрального боя беру ружьё. Я вышел. Над избами гуси вплавь Спешат и горнистом трубят в рожок. Мне хочется выстрелить в них сплеча, В летящих косым косяком гусей, Но пульс начинает в висках стучать. "Не трогай!"- мне слышится из ветвей. И я понимаю, что им далеко, Гостям перелетным, лететь и лететь. Ты, осень, нарушила их покой, Отняла болота, отбила степь, Предвестница холода и дождей, Мороза, по лужам - стеклянный скрип. Тебя узнаю я, как новый день, Как уток, на юг отлетающих, крик... 1938 г. 7. Из письма М. Молочко, молодого критика, погибшего в 1940 г. в боях на Карельском перешейке 23 августа 1938 г. …У меня сейчас абсолютно оптимистический дух, больше, оптимизм, перемешан с романтизмом. Я совершенно искренне верю в человека, в его хорошие качества. Я верю во все то лучшее, что имеет на нашей земле своё название. Верю в чувства любви, дружбы, жалости. Верю в друзей, что наша жизнь исключительно богата мыслями, что природа неисчерпаема в мыслях, и тогда понимаю, как мало у мысли слов. О людях я думаю чаще, больше. Я верю в людей. Каждый человека носит в себе частицу, в каждом заложено что-то потенциально хорошее, красивое, широкое… 8. Всеволод Эдуардович Багрицкий, сын известного советского поэта, родился в 1922 г. в Одессе. В 1926 г. семья Багрицкого переехала в Кунцево, под Москву. После школы Всеволод учился в Государственной театральной студии. Писать стихи начал в раннем детстве. После настойчивых просьб и хлопот Багрицкий в 1942 г. попадает в действующую армию: он по состоянию здоровья был освобожден о воинской службы. Он получает назначение в армейскую газету “Отвага” на Волховском фронте. Сослуживец Багрицкого по этой газете – Н. Родионов вспоминает: “В редакцию… явился подслеповатый человек, в очках, одетый почти по-летнему, хотя стояла суровая военная зима… “Всеволод Багрицкий”, - отрекомендовался он… Начались непрерывные бои. Надо было во что бы то не стало прорывать кольцо блокады Ленинграда, который переживал трагические дни. Стояли сорокоградусные морозы, и наступающие бойцы шли по колено в снегу, иногда наскоро вырывая снежные окопчики, согреться или укрыться от вражеского огня. Багрицкий почти все время был с наступающими ударными частями, он редко появлялся в редакции, и то для того, чтобы сдать очередную корреспонденцию или очерк ”. Всеволод Багрицкий погиб 26 февраля 1942 г. при выполнении задания редакции в деревушке Дубовик, около Чудова. В 1964 г. вышла его книга “Дневники. Письма. Стихи”. 9. Мне противно жить не раздеваясь, На гнилой соломе спать. И, замерзшим нищим подавая, Надоевший голод забывать. Коченея, прятаться от ветра, Вспоминать погибших имена, Из дому не получать ответа, Барахло на черный хлеб менять. Дважды в день считать себя умершим, Путать планы, числа и пути, Ликовать, что жил на свете меньше Двадцати. 1941 г. 10. 16 февраля 1942 г. Здравствуй, дорогая мамочка! Не знаю, получила ли ты мои предыдущие письма и открытки, и поэтому решил писать тебе в любое свободное время, не дожидаясь ответа. По длинным мыслительным дорогам хожу я со своей полевой сумкой собираю материал для газеты. Очень трудна и опасна моя работа, но и очень интересна. Я пошёл работать в армейскую печать добровольно и не жалею. Я увижу и увидел, уже то, что никогда больше не придётся пережить. Наша победа надолго освободит мир от самого страшного злодеяния – войны… Пишу стихи и очерки, сплю в землянках, толстею и закаляюсь. Будь тверда и неколебима. Как бы тебе не было трудно, знай, что мы встретимся! Целую тебя крепко. Сева. 11. Николай Петрович Майоров родился в 1919 г. в Иванове в семье рабочего. Окончив школу, поступил на исторический факультет Московского университета. Писать начал рано. Летов 1941 г. вместе с другими студентами роет противотанковые окопы под Ельней. “Человек был скромный, даже застенчивый, лишённый малейшей рисовки и показухи, скорее гражданский, чем военный, - пишет И. Пташникова, его товарищ студенческих лет, - Коля Майоров в то же время был наделен большой внутреней силой, мужской убежденностью…” В октябре 1941 г. он добивается зачисления в действующую армию. О последней встречи с Майоровым вспоминает Борис Слуцкий: “Был октябрь 1941 г., один из самых тяжёлых для Москвы дней октября – 16 или 17 число. Немцы наступали где-то у Можайска. Их еще не удавалось остановить… Каждый час тысячи людей уходили на запад, на юго-запад, не северо-запад – на фронт. Другие тысячи уходили и уезжали на восток, в эвакуацию. Вот в такой день на улице Герцена я и встретил в последний раз в жизни Колю Майорова. Какой он был тогда помню: хмурый, лобастый, неторопливый, с медленной доброй усмешкой на губах. “А я вот иду в военкомат, записываться в армию”. Николай Майоров был убит 8 февраля 1942 г. на Смоленщине. 12. Мы были высоки, русоволосы, вы в книгах прочитаете, как миф, о людях, что ушли, не до любив, не докурив последней папиросы. Когда б не бой, не вечные исканья крутых путей к последней высоте, мы б сохранились в бронзовых ваяньях, в столбцах газет, в набросках на холсте. … … … И как бы ни давили память годы, нас не забудут потому вовек, что, всей планете делая погоду, мы в плоть одели слово "человек"! 1940 г. 13. Павел Давидович Коган родился в 1918 году в семье служащего в Киеве. С 1922 года жил в Москве. “Он был человек страстный, — вспоминает Давид Самойлов. — Так же горячо, как к стихам, он относился к людям. К друзьям — влюблённо, но уж если кого не любил, в том не признавал никаких достоинств”. Активность отношения к жизни, к людям была чертой его характера. Весной 1941 года Коган отправился с геологической экспедицией в Армению, там и застала его война. Он возвратился в Москву, стремясь, во что бы то ни стало попасть в действующую армию. Это удалось ему не сразу, так как по состоянию здоровья он не был годен к военной службе. Наконец Коган поступает на курсы военных переводчиков, окончив которые он едет на фронт. Здесь он был назначен переводчиком, потом начальником штаба полка по разведке. Погиб 23 сентября 1942 года на сопке Сахарная под Новороссийском, во время поиска разведчиков. В послевоенное время вышли две его книги: «Гроза», «Стихи. Воспоминания о поэте. Письма». 14. «Гроза» Косым, стремительным углом И ветром, режущим глаза, Переломившейся ветлой На землю падала гроза. И, громом возвестив весну, Она звенела по траве, С размаху вышибая дверь В стремительность и крутизну. И вниз. К обрыву. Под уклон. К воде. К беседке из надежд, Где столько вымокло одежд, Надежд и песен утекло. Далеко, может быть, в края, Где девушка живет моя. Но, сосен мирные ряды Высокой силой раскачав, Вдруг задохнулась и в кусты Упала выводком галчат. И люди вышли из квартир, Устало высохла трава. И снова тишь. И снова мир. Как равнодушье, как овал. Я с детства не любил овал! Я с детства угол рисовал! 1936 г. 15. Сам он рассказывал о возникновении этого стихотворения так: однажды в дружеской компании каждый должен был графически изобразить свой жизненный путь. Кто нарисовал круг, кто овал, кто волнистую или зигзагообразную линию. Павел двумя чертами - острый угол. Остроугольность действительно была в характере Павла. Непримиримость к чужим недостаткам, черная и белая краска без промежуточных тонов, одержимость в поэзии и жизни. Натура-то тяжелая, но привлекавшая к себе какой-то суховатой страстностью. Будь ребята с ним чуть послабее, он сразу занял среди них атаманское положение. Павел знал свойства своего характера сам старался окорачивать себя, друзей ему терять не хотелось. 16. Из писем П.Когана родным и друзьям Фронт. Мая 1942 года …Я очень люблю жизнь… Но если б мне пришлось умереть, я бы умер как надо. В детстве нас учили чувству человеческого достоинства. И мы не можем разучиться, как не можем разучиться дышать… Фронт. Июль 1942 года Не могу привыкнуть к тишине. Я отвык от неё, как от привычки раздеваться каждый вечер, как от тысячи привычных и необходимых вещей. Вёрст за 10 отсюда начинается край, где мы с тобой родились. Должно быть, мы умели крепко любить в юности. Я сужу об этом по тому, какой лютой ненависти я научился. 17. Звучит песня «Бригантина» Надоело говорить и спорить, И любить усталые глаза... В флибустьерском дальнем море Бригантина подымает паруса... Капитан, обветренный, как скалы, Вышел в море, не дождавшись нас... На прощанье подымай бокалы Золотого терпкого вина. Пьем за яростных, за непохожих, За презревших грошевой уют. Вьется по ветру веселый Роджер, Люди Флинта песенку поют. Так прощаемся мы с серебристою, Самою заветною мечтой, Флибустьеры и авантюристы По крови, упругой и густой. И в беде, и в радости, и в горе Только чуточку прищурь глаза. В флибустьерском дальнем море Бригантина подымает паруса. Вьется по ветру веселый Роджер, Люди Флинта песенку поют, И, звеня бокалами, мы тоже Запеваем песенку свою. Надоело говорить и спорить, И любить усталые глаза... В флибустьерском дальнем море Бригантина подымает паруса... 1937 18. Воспоминания Сергея Наровчатово. “Бригантина” Павла Когана с неожиданной силой растиснула свой парус в конце 50-х г.г. над нашими градами и весями. Появились клубы, кафе, ансамбли под ее девизом. Апогей ее известности – середина 60-х г.г. Повторяет знакомы мотив зубной врач нал моим раскрытым ртом. В Феодосии репродуктор на площади азартно напоминает: “Надоело говорить и смотреть”. На лесовозе судовое радио продолжает: “Бог знает что…” При своем появлении “Бригантина” была приличной песней студенческого “капустника”. Поднимали ее над ним талантливые слова Павла Когана и талантливого музыканта Жоры Лепского. И что-то еще неуловимое, давшее ей право на второе рождение. Под это “что-то” подставляются прежде всего поэзия и романтика. Вот это “что-то” и заставило меня вспомнить в другом полушарии на берегу тропического острова “Бригантину”, а вместе с ней – ее автора. Самому Павлу нужно было бы побывать на коммунистической Кубе и пить кокосовый сок на “острове сокровищ”. Но тогда бы, наверно, я лежал где-нибудь под Брянском или Пулковом, а Павел вспоминал обо мне на Пиносе. Мало бы счастья,, что остались живы и Майоров, и Суворов, и Коган, и я; но это уже маловероятно. Просто невероятно. Война – то какая была! 19. Лирическое отступление. Есть в наших днях такая точность, Что мальчики иных веков, Наверно, будут плакать ночью О времени большевиков. И будут жаловаться милым, Что не родились в те года, Когда звенела и дымилась, На берег рухнувши, вода. Они нас выдумают снова - Сажень косая, твердый шаг - И верную найдут основу, Но не сумеют так дышать, Как мы дышали, как дружили, Как жили мы, как впопыхах Плохие песни мы сложили О поразительных делах. Мы были всякими, любыми, Не очень умными подчас. Мы наших девушек любили, Ревнуя, мучаясь, горячась. Мы были всякими. Но, мучась, Мы понимали: в наши дни Нам выпала такая участь, Что пусть завидуют они. Они нас выдумают мудрых, Мы будем строги и прямы, Они прикрасят и припудрят, И все-таки пробьемся мы! Но людям Родины единой, Едва ли им дано понять, Какая иногда рутина Вела нас жить и умирать. И пусть я покажусь им узким И их всесветность оскорблю, Я - патриот. Я воздух русский, Я землю русскую люблю. 1940-1941 г.г. 20. Известно замечательное высказывание Маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского: “У нас, фронтовиков, укоренилось глубокое, уважение к питомцам седого Урала и безбрежной Сибири. Это уважение и глубокая военная любовь к уральцам и сибирикам установилась потому, что лучших воинов, чем Сибиряк и Уралец, бесспорно, мало в мире. Поэтому рука невольно пишет эти два слова с большой буквы. Оба они такие родные и настолько овеяны славой, что их трудно и разделить. Оба они представляют одно целое – самого лучшего, самого храброго, упорного, самого крепкого, самого ласкового и самого меткого бойца”. Был таким воином и Владислав Занадворов. 21. Владислав Леонидович Занадворов родился в 1914 г. в Перми. В 1929 г. он окончил в Свердловске среднюю школу – восьмилетку с геологоразведочным уклоном и поступил в геологоразведочный техникум. “С 1930 г., - говорится в автобиографии поэта, написанной в 1939 г., - я начал странствовать самостоятельно в геологических партиях, в экспедициях. Это были годы первой пятилетки, когда нас – подростков – властно влекла к себе жизнь, и нам, конечно, не сиделось дома. Потрепанные учебники были закинуты в угол, на ноги обуты походные сапоги, и ветер скитании обжигал щёки ”. не окончив техникума, Занадаев уехал в Ленинград, где работал в геологическом кресте. В 1933-1943 г.г. он побывал в экспедициях на Кольском полуострове, на Крайнем Севере, за Полярным кругом, в Казахстане. В 1935 г. Занадворов поступил на геологический факультет Свердловского университета, затем перевёлся в Пермь, где в 1940 г. окончил университет с отличием и правом поступления в аспирантуру при Геологической академии. Но Занадворов остаётся геологом – практиком и уезжает на работу в город Верх-Нейвинск. Увлекаясь геологией Занадворов одновременно пишет стихи и прозу. В 1932 г. в Свердловском журнале “Штурм” впервые был напечатаны его стихи из цикла “Кизел” и поэма “Путь инженера”. В 1936 г. отдельной книгой для юношества вышла поветь Занадворова “Медная гора”. Первый сборник стихотворений “Простор” увидел свет в 1941 г. в Перми. В феврале 1942 г. Занадворов был призван в ряды Советской Армии. Он был участником великой битвы на Волге и погиб героической смертью в ноябрьских боях 1942 г. Посмертно в 1946 г. вышел сборник Владислава Занадворова “Преданность”. В 1954 г. – книга “Ветер Мужества”. 22. Когда и в жилах стынет кровь, Я грелся памятью одной. Твоя незримая любовь Всегда была со мной. В сырой тоске окопных дней, В палящем, огненном аду Я клялся памятью моей, Что я назад приду. Хотя б на сломанных ногах, На четвереньках приползу. Я в окровавленных руках Свою любовь несу. Как бьется сердце горячо, Летя стремительно на бой! Я чувствую твое плечо, Как будто ты со мной. Пусть сомневается другой, А я скажу в последний час, Что в мире силы нет такой, Чтоб разлучила нас! 1942 г. 23. Алексей Недогонов. Солдатский реквием. За тысячу верст от родного дома Он, пулей пронзённый, на землю упал: В долине венгерской, у стен Эстергома, Москвич молодой умирал. И вдруг над долиной, над телом солдата Тревожно повеяло ветром родным, Как будто столетние клены Арбата Опять зашумели над ни. Последним усилием сердца В снегах, что казались ему горячи, На локти привстал он, чтоб видеть, как с немцем Сойдутся в штыки москвичи. И словно в дали, за вторым отделеньем, Он видел, как двинулась наша земля. Во дворе героя мелькнули виденьем Московские шпили Кремля. За тысячи верст от родимого дома В степи обелиск под звездою стоит: Под небом венгерским, у стен Эстергома Московская слава шумит. 1945 г. 24. Говорят, что в 1914 г. в первые недели войны во Франции погибло 300 поэтов. Триста поэтов! Это не укладывается в сознании! А сколько поэтов унесла вторая мировая! Блистательно начинал свой поэтический путь Коля Майоров, Миша Кальчицкий, Павел Коган, Коля Отрада, Арон Копштебн и другие. Все, что осталось от них, дорого до боли. В них черты нашей юности, облик наших друзей, погибших на войне, но живущих в наших сердцах. Прошло 40 с лишним лет, имени Коли Отрады долго не было на мемориальной доске в Доме литераторов, как не было там имен Павла Когана, Михаила Кульчицкого, Коли Майорова и других молодых поэтов, не успевших вступить в союз писателей. Сейчас эта неисправность исправна. Это настоящие поэты и настоящие люди – вечная гордость и вечная скорбь нашей литературы. Сама их жизнь – поэзия. Сама их смерть – служение родине. Нельзя нашей литературе забывать ни об их жизни, ни об их смерти. Давайте почтим память павших поэтов, память молодых героев, так и не доживших до седин, минутой молчания. 25. Минута молчания. 26. Песня “День Победы” (грамзапись).