Вы застали меня живым — 
не на свалке, не на пьедестале.
Когда все вы трупами стали,
вы застали меня земным.

Передача идёт живьём,
передача наследства миром,
биополем, живым эфиром — 
что мы думаем, как поём.

Я вернусь в Твой край дождевой,
дверь открою в сруб берестя’ный — 
я живою Тебя застану.
Как потрясно, что я живой!

Часы сыча
Мне незнакомец на границе
вручил, похожий на врача,
два циферблата, как глазницы, — 
часы сыча, часы сыча.

Двучашечные, как весы,
двойное время сообща,
идут на мне часы, часы
ЧАСЫЧАСЫЧАСЫЧА.

«Четыре» в Бруклине сейчас,
«двенадцать» — время Киржача.
Живём, от счастья осерчав,
или — от горя хохоча?

Где время верное, Куратор? — 
спрошу, в затылке почесав.
На государственных курантах
иль в человеческих часах?

С ожогом не бегу в санчасть — 
мне бабка говорит: «Поссы...»
Народ бывает прав подчас,
а после — Господи, спаси!

В Нью-Йорке ночь, в России день.
Геополитика смешна.
Джинсы надетые — раздень.
Не совпадают времена.

Я пойман временем двойным — 
не от сыча, не от Картье — 
моим — несчастным, и Твоим
от счастия накоротке.

Что, милая, налить тебе?
Шампанского или сырца?
На ОРТ и НТВ
часы сыча, часы сыча.

Над Балчугом и Цинциннати
в рубахах чёрной чесучи
горят двойные циферблаты
СЫЧАСЫЧАСЫЧАСЫ

Двойные времена болят.
Но в подсознании моём
есть некий Третий циферблат
и время верное — на нём.

Северная магнолия
Не помню — Рим или Монголия?
Века замедлились,
пока
мне девушка цветок магнолии
вдевала в лацкан пиджака.

Я игнорировал магнолию,
к душе привитый черенок.
К чему гадать: «Что быть могло ли бы?»
Перечеркните черновик!

Мы — эхо русской меланхолии
в нас страшный фитилёк горит.
Рояль, как профиль мейерхольдовский
незабываемо раскрыт.

Отцвёл пиджак. Столетье бренное
ушло. Калининград не тот.
Я сам сгорел как удобрение.
Но магнолия цветёт.

	* * *
Прикрыла душу нагота
Недолговечной стеклотарой.
Как хорошо, что никогда
Я не увижу Тебя старой

Усталой — да, орущей — да,
И непричёсанной, пожалуй…
Но, слава Богу, никогда
Я не увижу тебя старой!

Не подойдёшь среди автографов
Меж взбудораженной толпы — 
Ручонкой сухонькой потрогав,
Не назовёшь меня на «ты».

От этой нежности страшенной,
Разбухшей, как пико’вый туз,
Своё узнавши отраженье,
Я в ужасе не отшатнусь.

Дай, Господи, мне проворонить,
Вовек трусливо не узнать
Твой Божий свет потусторонний
В единственно родных глазах.

Кровь
На кухне пол закапан красным.
Я тряпку грязную беру,
как будто кнопки из пластмассы
я отдираю на полу.

Об шляпки обломаешь ногти,
Ты поправляешься уже.
Но эти крохотные кнопки
навек приколоты к душе.

Дымок над пл. Маяковского
Туристический автобус — 
		хвост морковкой
			        — из Турина.
Маяковский: — Фу, туристы...
Авторитет: — Повторим, дед!
Маяковский: — Тьфу, туристы...
Дымок струится.
Метро. 
Телка Валерия с Димой-киллером.
Фавн с метлой и ведром, как с кивером.

Киллеры, пейте ликёры!
Путаны, жуйте бананы!
Входит уполномоченный с ментами, 
Упырь наморщенный 
(сентиментально):
— Ух, порно-ноченьки!
Как я одинок...
Я — Демон, нью ноу-хау Хаоса.
(принюхивается)
А, дымок!..
(тёлке) Куришь? Травку?
ТЁлка: — А хулишь? Есть справка.
Уполномоченный: 
— Конопля? Во, бля!
(затягивается)
Киллер: — Петля затягивается.
ТЁлка: — Забирает?
(тёлку забирают)
Уполномоченный: 
— Упор на Моцарта
И на А.П. Чехова.
И на абчественность.
Вырву яйца вашим «Мумий троллям»...
Ситуация под контролем.
Киллер (обиделся): 
— Мир обыдлился.
Тёлку? В камеру?
Всенародную невесту?!
Сюда телекамеру протеста!
Менты: — Где склад наркоты?
В Киеве? В Туве?
Киллер: — В НТВ!
Уполномоченный:
— В уборной молятся...
Маяковский:
— Фунт урины.

Тем не менее темнеет.
Тёлка несознанку мелет.
ТЁлка: — Неисповедимы
сострадания пути.
Дима, мальчик из МАДИ,
МАДИМАДИМАДИМА, Дима!
Ты меня освободи!
Алло, МК?
(Начинается ломка)
Всю страну ломает, Дима!
Вибрация лишает сна.
Дима, жить невыносимо!..
(выбрасывается из окна.
Выстрел)
Уполномоченный
(шаги убыстрил):
Оба-на!
У, полно, мочи нет...
Я выстроил
всю полноту картины...
Кретины!
Опять не ту...
НТВ: — Нету Лерки — 
леркилеркилеркилер...
Киллер:
— Молчу. Отомщу. Замочу.
Не стой под сифоном!
Не порть промоушен.
Афиша:
— Малер. Вторая симфония Моцарта.
Киллер (достает шмалер.
Стреляет. Мочится).
Уполномоченный:
(упал, намоченный).
И мокрые губы шепнули: «Демокр...»

Над тёплым асфальтом 
струится дымок.

Дух тёлки: — Сваливаем, Димок!
Киллер: — Простимся, Лера. Я тебя любил.
Я выстрелом тебя освободил
от наркоты и тёмных сил.
Свобода — смерть...
Была ты слишком хороша
для жизни, пленная душа.
Но это скроем.
(Стреляется).
Ситуация под контролем
выстрела в затылок.

Врачи вычисляют количество дырок.
Из одной, гелиотропом
И раскаянием дыша,
Струйкой дыма, точно штопор,
Испаряется душа.
И белеют, далеки,
Люди, как грибы-дымки.

Афиша: — Мясковский, Фуга. 
Ты. Стравинский.

Над брошенной пушкой 
дымок струится,
Как дыхание в тифу...
Маяковский: — Тьфу, трюизмы...

Лера! Дима! Как-то странно — 
Жить, любить — и больше никогда.
Неужели только порно-прана?
Неужели просто два дымка?
Ни души. Ни ДНК.
Нелюдимой стужи череда.
Жизнь. Небытие. Нирвана.

Никогда. Вернее — навсегда.

Шар-пей
        Вступление
«Ирпень — 
     это память о людях и лете…»
Шар-пей — это спагетти, 
намотанное на вилку доброты.
Ты 
держишь его за маньяка,
или за тибетского монаха,
одетого в доминиканский подрясник.
Потрясно!
На его лице 
проступает лабиринт ума,
выпуклый, как батареи,
или кишки наружу Центра Помпиду.

НЕ ХОДИТЕ У ШАР-ПЕЯ 
                 НА ПОВОДУ!

ЗАПОМНИТЕ:
когда занимаетесь любовью в комнате,
не запирайте его на кухне —
он будет рваться к вам по-маньяко’вски,
ломать доски двери, рычать и рыдать… 
— Как Маяковский,
когда его запирали на кухне Брики?
— Что им взбрыки?!

— Дрессировщики забыли о пистолете…

Шар-пей — это память о людях и лете,
о русской рулетке, о флейте столетья,
о пуле в поэте, повысившей рейтинг.

— А Брики? 
— Какой на них грязи не лили!..
— Шар-пейка! Брючница! 
                  Щену врала про это…
— Или!..
Но самоубийственною кометой, 
развеет свой прах гениальная Лиля,
сыгравшая муку на флейте поэта.

Шар-пей – это память о блуде и чуде,
о псе-баламуте с бойцовскою грудью.

От сплетни шрапнельной и прочих скорбей
спасёт нас Шар-пей.
1
— ПОХОЖИЙ НА ДАЛАЙ-ЛАМУ, 
ДАЙ ЛАПУ!
— Жаль, что ты, человек, 
                      не умеешь рычать,
дай пять!
Облизанным лбом, паяльником,
лицом не спасёшься ты
от бурного обаяния
влюбившейся красоты.
Соперничая с Бежаром,
сопело, башмак жуя
12 кг обожания,
сопереживания.
И я на вопрос пристрастный
«Кто краше вам и милей
бессмертных мадонн Пикассо?»
спокойно вздохну: «Шар-пей».
Утром моя рожа —
как смятая роза:
перед зеркалом Андрей,
ну, а в зеркале — Шар-пей.
НА ПТИЧЬЕМ РЫНКЕ ЗА РУБЛИ
КУПИТЕ СВЕРТОЧЕК ЛЮБВИ!
2
Сколько чуши набивается в УШИ!
Всего хужей — 
чистка ушей.
Он трясётся, вроде автомата УЗИ,
он гневается, как микадо.
Рычит. Попался?
«Ремнём не надо!»
В мозгах — короткое замыкание.
Хозяева — камикадзе.
Прокусаны пальцы.
Намордник надели.

УШИ НАДО ЧИСТИТЬ КАЖДУЮ НЕДЕЛЮ.
3
Обиделся! Набычился.
И ушёл в свои лабиринты,
подобно минотавру. 
С шар-пеем будьте 
авторитарны.
Когда демократия надоест —
он вас съест.

Ночью лижет Твои ноженьки.
Но когда разевает пасть,
во тьме её колышки придорожные
белеют, чтоб вам не упасть.

Он сгрыз:
все клеммы,
диск «Крис Кельми»,
провода, переводы грузин,
и шкаф, 
покрытый спреем «Антигрызин»,
стену с обоями,
Крым,
Твои колготки, 
ещё кого-то,
и пол-Украины.

Но больше, чем грызть лифчик,
ему нравится игра 
                 «О, СЧАСТЛИВЧИК».

Как вы считаете, кто из «счастливчиков» более шар-пей?

а 	Шахрай 		b 	Чапай 

c 	Чубайс 		d 	Аджубей

Кто в лицее имел кличку «репей»?

			а 	Шарапов 		b 	Швабрин 

			c 	Пушкин 		d 	Ел. Соловей

Что сказал он на балу одному из царей?

	а 	Царь, пей! 	b 	У, деспот лагерей!

	с 	О’кей! 	d 	Не сопрей!

Что пил царь, принимая гостей?

	a 	Чифирь 	    b 	Кровь народа

	c 	Спотыкач 	d 	Old grey

Что ели гости из чаш и горстей?

	a 	Сплетни	b 	Искусственные кости

	c 	Друзей 	d 	Лук-порей

Что он просил царя издать поскорей?

	a 	Акунина 	b 	Ельцина

	c 	Баркова	d 	«Сто дней»
				(изд-во 
				«Подкова») 

Что он желает от Родины своей?

	a 	О’рдена	b 	В морду

	c 	Йордана 	d 	Печаль полей

В чьих объятьях проснётся шар-пей?

	a 	Морфея 	    b 	Мафии

	c 	Морского  	d 	Мор. фей
		офицера

Шар-пей вопросы съел.  Он стал миллионер.
(Диброву — крах).      Почти олигарх.

4
Шуруп упованья,
шуруп обожанья с нарезкой страстей,
шуруп превращенья.
Не перевоплощённый шар-пей — 
это извращенье.

ШАР-ПЕЙ РАБОТАЛ:
хлопушкой при китайском императоре,
портфелем Жванецкого,
профилем Бисмарка,
… (цензурная вымарка),
помпой аптекаря 
(ОДНА ЛОЖКА ШАР-ПЕЯ 
                НА СТАКАН ЗАВАРКИ),
батарейкой от «Шарпа»,
референтом у Ахмадулиной.

РАСТЯНУЛ ГАРМОШКУ 
                ОДИН ДРУГ.
НО ТО БЫЛ ШАР-ПЕЙ — 
            ДРУГ ОСТАЛСЯ БЕЗ РУК.

— Рюмка граппы. Это клёво!
Пролетаем Капри.
Грёзы склёваны
клювами гарпий.

Запасы сопрели.
Лугов не скосили.
— Виновны шар-пеи.
Шар-пеев засилье.

Мао уничтожал шар-пеев.
Они эмигрировали. В Россию.

Культура замешана на любви.

Обнюхав Москва-реку, как Янцзы,
лупцованные портупеей,
спасут нас, замотанные как голубцы,
шагреневые шар-пеи.
5
Русские шар-пеи подписали с китайскими Договор.
Шар-пей, размотав свою кожу, как свиток,
учил меня китайской акварели.
Академик Янин состоит из Янь и Инь. 
Завернувшись докторской мантией, он открыл влияние китайцев 
на Новгородскую культуру.

Открытие В НОВГОРОДЕ ПАМЯТНИКА «1000-ЛЕТИЮ РУСИ»
Спадает простынь, как трусы…
Бунтарь, мастеровой, холуй
в «Тысячелетии Руси»
отлил в металле слово «икс».

Ни Царь, ни скульптор не увидел,
ни дам взволнованный журфикс,
что нёс на лбу священный идол
три выпуклые буквы — «икс».

Вдруг что-то значит по-китайски
во лбу наморщенное «икс»?
Мне академик без утайки
расшифровал его эскиз.

Умолкли тосты и мортиры.
Но русский гений всех сгребал — 
бессмертный и ненормативный
гудит, оправленный в металл.
     6
Была кошка — 
кошки не было.
Прошлое в коме!
Пиши набело.

Веду насторожённо
шар-пея на спиннинге.
И лунной дорожкой
волнуется спинка.

Куда по щебёнке
уводит нас сердце
со взглядом ребёнка
на уровне детства?

Ведь первые вирши
на детском уровне
писал я, влюбившись
в лохматого увальня.

Спят саксы и факсы.
Спит клякса газона —
сексуальная такса
по имени Монна.

Метро «Юго-Западная»?
Или Котельническая?
Бежим мы на запахи
диско-течки.

Ждёт у магазина
улыбочка Моннина –
как нос — мокасина
загнувшийся — модника.

О таксе пусть слёзы
утрёт мыловарня.
Колотится в звёзды
тоска мировая.

К чьей мощной идее
привёл нас Господь,
наморщив шар-пея,
как крайнюю плоть?
 7
Вдетые в ноздри безумные запонки —
ЗАПАХИ!

Бог распахнул Книгу Запахов. Пах-
нет! — мочою враждебною парк.

Пахнет обоями стыд таракана.
Ах, не Тобою, Ты — не такая!

Чёрное море пахнет эсминцем.
Ты пахнешь молнией и жасмином!

Джаз — металлический, ароматный,
новые СМИ с электрическим матом,
ара-мятные
таблетки от перегара.

Пахучие! — прокуренные, грибные, подозрительные,
выгребные, трупные, живые, трубные, потные, женские,
туфелькины, ужастиковые, осьминоговые, микстурные, мерзкие, 
парфюмерные, овчаркины, договы, чёртовы, Боговы —
just a min —
всё, будто воздух Тобой заминирован,
неминуемо пахнет жасмином.

Пах мироздания на четырёх лапах
рвётся на запах, рвётся на запах.

Собаке на небе — самое оно,
но
Запахов Книгу Господь запахнул…

Запах — нуль.

8
Кто я тебе? Чудовище пахучее?
Наркотик? Кратковременный букет?
Пусть мой парфюм похуже, чем у Гуччи —
я — Твой единственный поэт.

Я окончательно не исчезну,
на перилах останусь, как тайный браслет.
Нюх друзей избирателен, если честно.
Поручаю шар-пею найти мой след!

Где я буду? В Москве ль, приближённой к Назрани?
Или в царстве Теней, где назад хода нет.
Обезумев от счастья, пневматическими ноздрями
возьми мой след!

9
	ЧЕТЫРЕ ПЕСЕНКИ ШАР-ПЕЯ
Первая
Любовь стопроцентная —
Грех. Хватит лепетов!
Но есть прецеденты!
Шар-пеем был Лермонтов.

С казарменным шармом
он брови морщинил.
Морщины, как шрамы,
не портят мужчину.

И Родина раненно
выла сквозь морды
морщин Северянина
и W.H. Oden’а.

Я знал эти оденовские
морщины —
игральные щели Господней 
машины.

Спускались воришки
в глубинные трещины.
Поют, провалившись,
монеты и женщины.

В великие щели
глядели инстинкты.
Их щёки чернели,
как стенд для пластинок.

Натура поэта
верней, чем собака,
служила кассетою
Бога и Баха.

И что там немилость?!
Что слава на привязи?..
Любовь сублимировалась
без примеси.

От Пастернака 
и до Овидия
поэт и собака —
любовь в чистом виде.

Убогая пища. 
Но чуда почище —
четвероногое
четверостишие.

…Дорожная палка
горит, как эклер ментов.
Летает собака —
застреленный Лермонтов.

Вторая
Люблю тебя, мадемуазель Шар-пей,
за сгрызанной рубашки бумазей,
за то, что в кожи складчатый туман
ты запахнулась, как Шанель Роншан.
За то, что в твою душу, как в сабвей,
я опущусь, мадемуазель Шар-пей.

Третья
Пасть твоя дышит, горяча.
Скажи «за жизнь» мне, собачара!
Рыча – рыча-рыча-рыча —
чары.

Тебя, как тайского врача,
экстрасенсорное начало
ведёт – рыча-рыча-рыча.
Чары.

Пускай влепили «строгача».
Но утром женщина кричала.
И чайник выкипал, рыча.
Чары.

Я тебя выдумал, шар-пей,
четвероногий мой товарищ.
Ты не продашь, пускай облаешь.
Предательство — удел людей.

Сын балалаек и би-лайна,
пытаясь превратиться в лай,
повторит: «Лайла-лайла-лайла».
Чарует нас собачий рай.

С широкой грудью тягача
живёшь, рыча-рыча-рыча.
Но жизнь — двусмысленней анчара.
Чары?

Взор залепила саранча.
И удаляются, как фары,
чары-чары-чары-чары,
рыча. 

Четвертая
Зачем ему складки? 
         А зачем они Монгольфьеру?
Надули. 
        Расправился в верхних слоях 
атмосферы
над улицей, блин, 
Шар-пей — ЦеппЕлин.

Простимся, шарик! Морщины вмещают
вкус полёта. Не проколись!
Нас опять свободой смущает
хвостатый антиглобалист.

Нас с тобою небо сосватало,
сбив морду, как шлем авиатора.

Проносись накачанным обликом,
одинокий, словно монарх,
из морщин родившийся Облаком
в кожаных штанах.

Хвост поднят торчком 
                над жизнью копеечной,
«на большой», улетай, о’кей.
Одновременно шар и пейджер —
шар-пей.

Но номер пейджера скрыт от людей.

     10
ШАР-ПЕЙ ПОТЕРЯЛСЯ!
Менты матерятся.
Малышка в подряснике
наш потерялся.

Верните мальчонку!
Он тычется в ноги.
Чужою мочою
пропахли дороги.

Хотят рестораны
собачьего мяса.
Что наши старанья?
Шар-пей потерялся.

В обочине, мается,
сжал сердцебиенье,
не понимая,
за что убиенный.

Четвёртые сутки
шар-пей потерялся.
А может, он в сумке
на трассе в Тирасполь?

Помойки паскудны.
Там — корм настоящий.
Ты знал лишь искусственный 
корм — «ТВ-ящик»,

где ржёт Беловежье,
орут: «педерасы!»
Пропала надежда —
шар-пей потерялся.

Буфеты долизывают
по полтораста.
Ни Монны. Ни Лизы.
ШАР-ПЕЙ ПОТЕРЯЛСЯ.

Свернувшись гармошкой,
во сне ты увидишь
пакеты кормёжки
с наклейкою «Swedish».

И голод, и холод.
Где садик с терраской?
Какой это город?
Шар-пей потерялся.

Дерьмо ледяное
отсюда до Марса.
Один-одинёшенек,
я потерялся.

И нет Тебя рядом,
кому доверялся.
Прости, Бога ради,
но я потерялся.

Мой дом потерялся,
и имя, и адрес,
где мной, лоботрясом,
не сгрызанный «Ардис».

Приученный к смачным
ингредиентам,
я вырос собачьим
интеллигентом.

Пуст сад Пастернака,
пуст сад Патриарха.
Ни зова, ни знака —
я потерялся.

Трусливые суки
облают с телеги
собачьи муки
интеллигента.

Не люди мы — звери.
Неужто не ясно —
последняя вера,
шар-пей потерялся.

Рваните Шопена,
от слез сатанея.
Верните шар-пея!
Хотя бы шар-пея.

Эпилог
Шар-пей потерялся?
Вон спит под терраской,

сопит, обидясь на людей.
За что, не помнит, хоть убей!

Обида — старые портянки.
Чтоб всех простить по-христиански —
НАШЁЛСЯ ШАР-ПЕЙ!
Стена
Ночами из зубцов кремлёвских
встают шеренгой мертвяки.
Над вырезами матросок
пустынны их воротники.
Юбилейное
Я в Ригу еду в белых джинсах.
800-летье в голове.
В национальном я меньшинстве,
но в сексуальном большинстве.
Шарп-2
эхо поэмы
1
Крутясь как пропеллер в обшарпанных улицах 
Шар-пей прогуливается.

Сожмется ротвейлер как мокрая курица
Шар-пей прогуливается

Он, профилем внешне
похожий на Кастро
из тюбика вежливо 
выдавит пасту

Пускай федеральный не тронет закон
Души кафедральной заутренний звон!

Подобного кайфа 
не купишь за баксы —
Пить чай или кофе
С урчаньем собачьим.

На небе лист клёна — как след-загогулина...
По небосклону 
шар-пей прогуливается.
2
Зимняя пробка 
у зоопарка
Бензином и розами
Зоя пропахла.

«Родившиеся в апреле»
Не менее прекрасны чем шар-пеи
3
«Шар-пей — пружинка от шарнира
Для переустройства мира», —
российский говорит Де Ниро
возле Даниловского рынка 
напуганно.

Стручок гороха — как ширинка
на пуговках.

Оксана-2001
Все мы не шар-пеи,
скорее дворняги.
Не люди-аллеи,
а люди-овраги.

Сейчас не дворянка
мне честь оказала —
а полудворняга
по кличке «Оксана».

Родители — самая
пьянь беспробудная.
Ютилась Оксана
с собакою в будке.

Херсонские плавни,
галушки, вареники...
Дошкольница лает
на четвереньках.

Оксана, согрейся,
прижавшись щеками.
Оксана, скорее
в тепло меж щенками!

Земля въелась в руки.
Умом слабовата,
растешь ты неврущая,
как собака.

Каков беспредел,
когда в нынешнем мраке
от наших людей
нас спасают собаки?!

Игрушки кустарные
отодвинула.
А вдруг бы ты стала
Ренатой Литвиновой?

Виновен кто? НАТО?!
Но мама собачья
тебе снится Найда,
всё ищет и плачет.

Пацанке не надо
ни Лед, ни Данай
данайданайда —
НАЙДА...

Прощай, ненайдёныш!
Далёкое — близко.
С луною на донышке
облизанной миски.

Постыднейший Гиннес.
И Найды касание.
Оксана, прости нас!
Не надо, Оксана.

	* * *
P.S. Глаза у шар-пея краснеют от гнуса...
ЗАЧЕМ я вернулся?!

	* * *
Ходит по пляжу рижскому мусорщик
в белых перчатках.
К мускусным бабам, к варварской музыке
он непричастен.

Жизни поспешные, споры о першингах,
губ темперамент —
в тихий мешок эти белые перчики
нас убирают.

Русский, латыш ли — кто кому должен?
Время списало.
А у перчаток — чуть жёлтые донышки,
как писсуары.

Всё, что звенело, что цепенело,
душ отпечатки
собраны революционером
в белых перчатках.
2001